Художник Кудрявцев Иван

Один из величайших русских писателей, Николай Васильевич Гоголь, был кроме того замечательным русским критиком. Творческое наследие Гоголя велико и многообразно.

Гоголь – критик и публицист, между тем многие его работы носят научный характер и предметом их исследования чаще является не литература, а история. Гоголь касается различных тем, фольклора, этнографии, географии, философии, искусствознания. Сложны работы писателя со стороны жанра, элементы художественности часто превышают в них ту степень, которая считалась уместной в статьях научного или даже литературно-критического профиля. Некоторые из них близки по жанру к произведениям художественным, одни – к лирическому монологу («Борис Годунов»), другие – к философской аллегории или «эмблеме» («Скульптура, живопись и музыка», «Жизнь»).

Стремление к критической деятельности появилось у Гоголя еще в раннюю пору его творчества, в пору написания «Вечеров на хуторе близ Диканьки» (1831). Вскоре после выхода в свет этой книги Гоголь занялся подготовкой сборника «Арабески», в который входили, наряду с художественными произведениями, статьи по вопросам искусства и литературы. На этом сборнике лежит печать некоторой двойственности оценок действительности. Одни статьи еще отражают романтические устремления Гоголя. В других он выступал уже убежденным поборником реализма и народности в искусстве и литературе, провозвестником и защитником самобытности искусства.

О том, каким должен быть критик, и что за задачи преследует критика, Гоголь пишет в своей маленькой статье под названием «О том, что требуется от критики». Это даже не статья, а классное сочинение по теории словесности, которое Гоголь написал, учась в нежинской гимназии, и которое через 20 лет было опубликовано в журнале «Современник». Вот краткие положения этого сочинения: во-первых, критика должна быть беспристрастна. Во-вторых, строга, чтобы уметь дать верную оценку прекрасному. А также благопристойна, «чтобы ни одно выражение оскорбительное не вкралось, через то уменьшающее достоинство критики и заставляющее думать, что рецензентом водила какая-нибудь вражда, злоба, недоброжелательство. Следственно, отсутствие личности также необходимо для критики». И последнее, чем должен руководствоваться критик, это той пользой и добрым начинанием, которую он принесет своим сочинением. «Истинное желание добра должно одушевлять все его (критика – Е.С.) изыскания и разборы и быть всегда его неизменным водителем» . В дальнейшем Гоголь развивал эти мысли более широко, применяя их не только к критике, но к искусству, литературе и жизни вообще.

Теоретические взгляды Гоголя и все его художественно-эстетической мироощущение складывалось под влиянием многих факторов. Уже в ранние годы, особенно в период ученичества в нежинской Гимназии высших наук (1821-1828) влияние украинской культуры, в том числе демократической, народной, «низовой», чрезвычайно тесно переплелось с воздействием культуры русской и западноевропейской. Формируя свой взгляд, оригинальный и самобытный, Гоголь черпал из многих источников различную информацию, по-своему ее перерабатывал, делая собственные выводы.

Но если говорить об универсализме Гоголя, то приходится вспомнить прежде всего о тех тенденциях, которые проистекали из философских установок идеалистической, главным образом немецкой, диалектики.

Когда в литературной науке возникла необходимость сопоставления Гоголя с широкими всевропейскими явлениями, то среди последних обычно избирался немецкий романтизм, а также классический идеализм, Гоголь разделял некоторые идеи Канта, Шеллинга, Гегеля и Окена.

К середине 20-х годов XIX века в России наметилось довольно сильное умственное течение, которое, опираясь на опыт идеалистической немецкой диалектики, стремилось к выработке цельного философского учения. У истоков этого течения стояли Д.Веневитинов, А.Галич, продолжено оно было Н.Надеждиным, Н.Станкевичем, И.Киреевским. Было бы преувеличением зачислять Гоголя в круг представителей данного направления, но связи с ним у Гоголя несомненны, и они значительны и плодотворны.

В заслугу Канту, Шеллингу, Гегелю и Окену Гоголь ставил то, что они разделяли и соединяли «в единство великую область мышления». Соединение «в единство» - главная тенденция исторических штудий и самого Гоголя, причем, помимо философского систематизма, а также свойственного романтикам духа универсальности, его подкрепляли в этой тенденции стремления ряда профессиональных историков.

Одна из ранних статей Гоголя «Скульптура, живопись и музыка», размещенная в сборнике «Арабески», посвящена сравнения трех видов искусства. Она даже и по названию повторяет одну из работ Д.Веневитинова 1827 года. А еще раньще именно эти три вида искусства выделил для первоначального философского рассмотрения Шеллинг: «Итак, я буду прежде всего конструировать три основные формы изобразительного искусства – музыку, живопись и скульптуру – со всеми переходами одной формы в другую». (Ф.-В. Шеллинг. «Философия искусства»).

Одна из главных тем в творчестве Гоголя – это христианство. Это даже не тема, но живая наполняемость всех его произведений, всегда он сверяет свои мысли с христианским учением, во всем сквозит его глубокая уверенность в чистоте христианского учения, в его истинности в последней инстанции. Это предает произведениям писателя романтичность, а также аскетичность с одной стороны, а с другой – моралистическое начало, некое учительство всегда и во всем. Сравнивая скульптуру, живопись и музыку, Гоголь не забывает упомянуть, что две последние замечательно послужили христианству и благодаря нему достигли небывалых высот. Тогда как скульптура слишком чувственна и «никогда возвышенные, стремительные мысли не могли улечься на ее мраморной сладострастной наружности» .

Интересна оценка средневековья Гоголем в работе «О средних веках», которая помещена в сборнике «Арабески» вслед за предыдущей статьей. Писатель говорит, что все в Средневековье – это «поэзия и безотчетность». Пафосно восхваляет «юность» средних веков; все мрачное – инквизицию, костры, пытки; безумное – поклонение прекрасной даме, совершение немыслимых безрассудных подвигов; наивно-жестокое – крестовые походы; колоссальное – развитие наций, завоевания, богатство отдельных городов. И над всем этим миром правит папа, «он – могущественный обладатель этих молодых веков, он движет всеми силами их и, как громовержец, одним мановением своим правит их судьбою» .

Гоголь говорил в своем маленьком сочинении на тему критики, что критик должен быть беспристрастным, строгим, а также безличностным. Но совершенно противоположный подход мы находим в самих критических статьях писателя. Они переполнены эмоциями, если не сказать, напыщенны, не смотря на всю красоту их слога. Это не язык современной критики, не сухая и конкретная речь журналиста, но романтическая баллада, свойственная восточному или западному средневековью. Хотя именно о средневековье автор и пишет, тем самым его язык становится особенно образным и притягательным, но излишне эмоциональным. Гоголь любит эпоху средних веков, словно тоскует о ее минувшей красоте, которую не понимают его современники. Современную ему классическую архитектуру считает скучной и восклицает в своей статье «Об архитектуре нынешнего времени» («Арабески»): «была архитектура необыкновенная, христианская, национальная для всей Европы – и мы ее оставили, забыли, как будто чужую, пренебрегли, как неуклюжую и варварскую» .

Архитектура классицизма Гоголю не нравилась, никакое архитектурное строение этого стиля не вызвало у Гоголя не только восхищенной, но даже положительной оценки. «Всем строениям городским стали давать совершенно плоскую, простую форму. Дома старались делать как можно более похожими один на другого; но они более были похожи на сараи или казармы, нежели на веселые жилища людей». То есть Гоголь подчеркивал утилитарность современной ему архитектуры, а он хотел видеть горение, свет, выраженный в самой архитектуре здания, как средневековый храм, здание которого «летело к небу; узкие окна, столпы, своды тянулись нескончаемо в вышину; узкие окна, столпы, своды тянулись нескончаемо в вышину; прозрачный, почти кружевной шпиц, как дым, сквозил над ними» . Современным храмостроительством писатель тоже не был доволен. Особенно обвинял зодчих в мелочном подражании античности и западному искусству, когда они не могут ухватить всей идеи, но хватаются лишь за частности. «Архитектор-творец должен иметь глубокое познание во всех родах зодчества. Он менее всего должен пренебрегать вкусом тех народов, которым мы в отношении художеств оказываем презрение. Он должен быть всеобъемлющ, изучить и вместить в себе все бесчисленные изменения их. Но самое главное – должен изучать все в идее, а не в мелочной наружной форме и частях. Но для того чтобы изучить в идее, нужно быть ему гением и поэтом» .

В 1834 году была опубликована статья Гоголя о картине Брюллова «Последний день Помпеи». Гоголь восторгается этим произведением. Находит слова, воссоздающие реальный образ картины, ее краски, свет, пластическую красоту в творении Брюллова. Утверждая, что живопись на протяжении конца XVIII и начала XIX века не произвела ничего «полного и колоссального», постигнув, однако, освещение, придающее силу и единство живописи, Гоголь называл картину Брюллова «полным, всемирным созданием». «Его фигуры прекрасны при всем ужасе своего положения. Они заглушают его своею красотою» . В этом Гоголь видел главную идею картины. Содержание же статьи несравненно шире, так как Гоголь касается в ней общих вопросов живописи, весьма точно определяя ее состояние в 20-30-х годах XIX века. В первый раз в жизни принявшись за художественную критику, Гоголь обнаружил необыкновенное умение находить словесное выражение сложнейшим живописным впечатлениям. То, что написано Гоголем в статье о «Последнем дне Помпеи», по образности и по глубине проникновения не идет ни в какое сравнение с уровнем тогдашней художественной критики.

Лично познакомиться с Брюлловым Гоголю довелось значительно позже, возможно в 1841 году. Брюллов был в зените своей славы. Однако Гоголь вряд ли сохранил тот юношеский восторг, которым пропитан его гимн картине Брюллова. Ряд бытовых обстоятельств должен быть принят во внимание. Так, в одном из писем Гоголь упоминает имя Брюллова в связи с крайне несимпатичной ему личностью Н.Кукольника, в компанию которого входил Брюллов. В Петербурге ходили слухи о моральной распущенности Брюллова. Вряд ли мог положительно отнестись Гоголь и к обширной деятельности Брюллова как светского портретиста, о чем всегда так отрицательно отзывался А.Иванов.

Идея неразрывности эстетических взглядов и морального поведения художника, лежащая в основе эстетических взглядов Гоголя, не могла получить никакого подкрепления в том, что Гоголь мог тогда знать о Брюллове.

Между тем все суждения об эстетике Гоголя покоятся только на его статье о знаменитой картине Брюллова и известном письме к Виельгорскому об Александре Иванове и потому, естественно, страдают не только ограниченностью, но порой и просто неверными выводами.

На протяжении своей жизни в письмах, статьях и литературных произведениях Гоголь не раз возвращается к вопросу о значении искусства и цели творческой работы художника. По мнению Гоголя, искусство служит не для забавы, не является роскошью и украшением, а глубоко входит в человеческую жизнь, содействуя ее преобразованию и воспитывая людей.

Художник был для Гоголя человеком необыкновенным, обладателем особого, высокого дара, творцом. В произведениях искусства Гоголь чувствует огромные силы, в них заключенные, силы правды или лжи, добра или зла. Правдивость есть органическое свойство, присущее подлинному художнику. Правда – это цель искусства.

Когда художник окончил свою работу, произведение искусства вступает в жизнь, несет в мир заключенное внутри него содержание. Вот почему так велики обязательства художника перед народом, так велика ответственность за все то, что он вносит своими творениями в жизнь.


© Бусыгина Екатерина, 2002.